Недавний пост о башенных стрелках подвиг меня поделиться историей еще одного героя. Сержант Морис Л. Ирвин (1920–2010) служил башенным стрелком (BTG) в 454-й бомбардировочной группе.

Морис родился в Кантонвилле, штат Мэриленд, был старшим из шести детей. Перед войной работал сантехником на верфи Bethlehem Shipyards и был женат. Несмотря на статус «существенного работника», в июне 1942 года он добровольцем записался в ВВС США, пройдя подготовку как «авиационный стрелок-оружейник». Его направили в 454-ю бомбардировочную группу, базировавшуюся на авиабазе Сан-Джованни близ Чериньолы (Италия). Морис летал на B-24 Liberator, нанося удары по стратегическим объектам в Восточной Европе.

15-я воздушная армия требовала от своих летчиков выполнить 50 боевых вылетов, где каждый вылет оценивался в 1 или 2 балла в зависимости от длительности полета. Благодаря опыту сантехника и росту 170 см, Морис идеально подходил для роли башенного стрелка. За период с марта по август 1944 года он выполнил необходимую норму в 50 вылетов, получив 7 Воздушных медалей и подтвержденное сбитие немецкого истребителя! Для сравнения, рядовые летчики обычно возвращались с 4–5 медалями после завершения срока службы – значит, Морис заработал дополнительные награды за конкретные героические или выдающиеся действия.

После завершения боевых заданий его перевели в 4197-ю авиабазовую армейскую часть на авиабазе Гринфилд. Демобилизация произошла 5 сентября 1945 года.

Позже мне удалось связаться с родственниками Мориса. Они рассказали, что после войны он работал заправщиком самолетов и обожал мастерить, чинить всё подряд и заниматься резьбой по дереву. Вместе с тем, ветеран страдал от ПТСР и избегал разговоров о войне. Он был добрым человеком, но сложные отношения с сыном привели к тому, что тот отстранил семью от Мориса, его матери и сестры – они потеряли связь друг с другом. Никто в семье не знал о его военных наградах и принадлежности к экипажам бомбардировщиков. Они были искренне рады узнать правду и обнаружить, что вещи сохранились в отличном состоянии. У меня складывается впечатление, что Морис хранил их в сундуке как личные реликвии, а после его продажи наследниками эти предметы просто никому не показали. Такие истории укрепляют мою позицию: нельзя осуждать целые семьи за продажу артефактов, когда о значимости предметов никто не подозревал.